Бытие определяет сознание. Воспоминания о моем отце.

«Бытие определяет сознание ». Эти слова Карла Маркса все чаще всплывают в моем мозгу. Вот уж никогда не думала, что когда-нибудь об этом вспомню. Я ведь никогда не любила политэкономию, а учить ее пришлось, она была обязательным предметом в ВУЗе. Только, похоже, была я плохой ученицей. Раз до сих пор ничего не понимала. И это полностью оправдывает это определение. Только единицы, что живут осознанно, могут быть свободны от бытия, которое определяет их сознание. Я себя к таким елиничным случаям не могу отнести, к сожалению. А вот мой отец таким человеком был.

Тем, кому живется хорошо, не задумываются над этими вопросами. Как и о своем здоровье, пока нет болезни. Пока здоров, слово «здоровье» ничего не значит. Стоит заболеть, начинаешь чувствовать разницу.

Если я до сих пор не задумывалась о бытие и сознании, значит, мне беззаботно и счастливо жилось. А случилось нарушиться равновесию, стала задумываться. И думаю, думаю и не понимаю, как могло случиться, что страна в которой я родилась и выросла, вдруг стала для меня страной изгнания?

А все начиналось с эйфории свободы. Только вот свободы от чего? И чем сейчас стала для всех нас эта свобода?

                                                                 

Почему мы десять лет позволяли растаптывать все, что было у нас святого, того, что и составляло нашу опору в жизни? Я говорю сейчас о тех, кто жил, если не богато, но зато был уверен в завтрашнем дне - своем, и своих детей. Кто ложился спать и знал, что завтра будет новый день и это день не принесет ничего плохого. Будет пища, будет кров над головой, будет работа.

Почему мы позволили кому-то зачеркнуть все, что было построено, выпестовано нашими отцами и дедами, выстрадано и полито кровью? Почему мы молчали?

Почему мы только и делали, что вспоминали о том, что было плохого в нашей жизни, напрочь забывая о том, что в ней было хорошего? Почему мы были так уверены в том, что нас ждет светлое будущее, построенное на предательстве тех идеалов, что обеспечивали нашу свободу от нищеты и рабства?

Это я о Советском Союзе. Если вспомнить, что писалось на страницах газет, говорилось с экранов телевизоров все эти годы, уже – десятилетия, складывается впечатление, что кроме плохого в нашей жизни ничего и не было. А ведь оно БЫЛО.

И не разговоры недовольных на кухне, не те, кто нашу страну на все корки честил из-за рубежа, не кто-то другой страну нашу огромную из руин после двух войн и революции поднимал. Не они сделали нашу страну, Советский Союз, Союз независимых республик, таким, каким он стал. Стал, наравне с Америкой (страной, которая ничего этого не знала, не пережила), самым могущественным государством мира.

Кто-то же все это построил, кто-то же дал возможность жить по-человечески всем, кто в этой стране жил. Жил в мире и согласии. Не считая тех недовольных, кому трудно было простить и забыть. Кто начал сводить со всеми нами счеты за ошибки наших отцов и дедов. За наши собственные ошибки.

Не бывает ничего в этом мире идеального, бывают и просчеты и ошибки, бывают глупости и жестокости. Разве сейчас их нет? Но результат того, что было достигнуто, был налицо. И я считаю, не зря наши отцы и деды свои жизни положили на то, чтобы мы были счастливы и благополучны. Но как мы распорядились всем этим? Почему мы позволили ввергнуть в хаос нашу дотоле великую общую Родину?

Теперь пришел наш черед сводить счеты. Так получается, если жить по-глупому. И не понимать, что сведение счетов с кем бы то ни было, путь к разрухе, отчаянию, путь в «никуда». Поэтому я хочу вспомнить. И дать свою версию, свое видение того, что с нами произошло, и что с нами и по сей день происходит, а для этого, я должна рассказать, как я вижу те годы, которые мы прожили в нашей единой стране, до того, как сами ее разрушили. 

Оглянувшись в прошлое, у меня складывается впечатление, что я жила в какой-то другой стране, не той, о которой так много и так негативно говорили другие. А ведь я не жила изолированно от всех. И не относилась к детям «избранных», олигархов, как мы сейчас их называем. И это при том, что мой отец занимал высокий, по тем временам, государственный пост.

И пост этот он получил не за деньги, а за свой труд. И не ему этот пост был нужен, а стране, в которой государственным человеком мог стать лишь тот, кто мог что-то сделать для своей страны лучше, чем кто-то другой.

Что это было именно так, а не иначе, должны знать мои дети, мои внуки, не только со слов тех, кто прожил свою жизнь иначе, не сумев воспользоваться тем, что им подарила жизнь. Поэтому я решила рассказать на страницах своего дневника об этом. О том, как жила я и мои родители. Кто может это знать лучше меня?

***

Как я уже сказала, мой отец занимал высокий, по тем временам, государственный пост. Кроме того, чтобы занимать этот пост он должен был быть членом партии и не простым членом, а также, достаточно высоким по своему статусу, политическим деятелем. В этом и заключается вся правда политэкономии, как науки. Не может быть политики вне экономики, не может существовать экономики, вне политики.

И чтобы это понять я должна была увидеть, как неправильная политика разрушила нашу экономику. Экономику всех бывших союзных республик. И, хотим мы этого или нет, но она нам еще себя покажет. Уже показывает.

***

До самой своей смерти в 1974году (в 50 лет) мой отец был Заместителем Председателя Госплана МССР, депутатом Верховного Совета Республики и Членом ЦК Компартии Молдавии.  Как он получил все эти полномочия и регалии, за какие заслуги, я и расскажу.

Многие и сейчас думают, что высокая должность и принадлежность к верхушке руководства страной в то время давала какие-то сказочные привилегии и, тем самым, отдаляла руководителей страны от всего советского народа.

Как дочь своего отца, с которым бок о бок прожила всю его жизнь, могу обоснованно заявить, что должность в советской стране не давала тех привилегий, о которых принято думать и рассуждать, она давала лишь право на высочайшее чувство ответственности для тех, кто был ею наделен. Такое, что вынести его мог не каждый.  И ответственность эта стоила человеку очень дорого – времени, сил, многих жертв не только для него самого, но и для его семьи. Чем большей властью был наделен человек, тем выше была его ответственность перед страной, перед государством, перед партией. И если человек совершал проступок, его жестоко наказывали. Невзирая на родственные связи и прочие заслуги перед Родиной.

***

Детство мое прошло в многочисленных переездах. До того, как я стала учиться в шестом классе школы, мы сменили пять мест жительства. Заметьте, не в рамках одного населенного пункта, а по всей республике, то есть, почти каждый год мы переезжали с места на место. И только потому, что моего отца постоянно переводили на новое место работы, туда, где он был нужнее всего. И везде, куда его направляли в государственных интересах, (поднимать экономику края), после того, как туда приезжал мой отец, эти районы выходили по своим экономическим показателям на первые места в республике. Поэтому мы и переезжали так часто.

Наладив положение в одном месте, мой отец ехал в другое. А мы – вместе с ним. При этом знание местного языка и особенностей местного края не влияли на эффективность и результат. Наверное, не это было главным.  Наверное, тогда коренное население страны, Молдавии,  поэтому и учило русский язык, чтобы их страна могла подняться из руин и нищеты. Никто не заставлял молдаван учить русский язык насильно. Это язык помогал двигаться вперед, потому что те специалисты, что приехали помогать, не имели времени на то, чтобы заниматься филологией. А коренные жители, тогда в массе своей, необразованные, гораздо лучше понимали, чем те, кто сейчас обладает дипломами о высшем образовании, что для них важнее – заставлять кого-то учить язык, или совместно трудиться на благо своих детей.  Тех детей, что сейчас воспользовались всем, что сделали их и мои родители, чтобы взять и разрушить все, до основания.

О том, что это было именно так, а не иначе, у меня сохранились документы, вырезки из газет того периода, письма, ордена и медали моего отца, в том числе,  высший Орден Советского государства – Орден Ленина. Такую награду получали единицы, за высшие заслуги перед страной.

Чего это стоило нашей семье? Не трудно догадаться. Стоит только поставить себя на место моей матери, которая тоже была вынуждена начинать все с нуля на каждом новом месте работы, вливаясь в новый коллектив, и нам, детям, которые, не успев подружиться, обзавестись друзьями, должны были с ними расставаться.

Легко ли было нам привыкать к новым учителям и новым домам? Не успев обвыкнуться и обустроиться на новом месте, мы, снова переезжали. Легко ли было нашему отцу? Когда над ним стояла такая ответственность перед партией (а там спрашивали строго) и перед теми, кому он приехал помогать? Легко ему было бросать то, что таким трудом было им сделано? Легко было расставаться с ним тем, кто с ним работал?

Последний наш переезд, в Кишинев, стоил моему отцу года разлуки со своей  семьей. Ему и нам всем. Несмотря на то, что перевод был необходим государству, квартиры свободной на тот момент не было, поэтому мы вынуждены были ждать, вдали друг от друга.

Мы все сейчас понимаем и сочувствуем тем, кто вынужден уехать от своих родных, чтобы обеспечить свою семью. Тогда такое тоже было. И было это нелегко. Как нелегко и тем, кто сейчас терпит эти лишения.

Но тогда это было оправдано верой в светлое будущее, за спиной была огромная страна с ее многочисленными ресурсами. Сейчас этого нет. А значит, нет и надежды на это самое будущее. Каждый бъется в одиночку. «Один в поле не воин». Неужели это можно понять, только повторив тот путь проб и ошибок, который был пройден всем человечеством и не один раз?

Я все это рассказываю потому, что очень многие этого и не знали, и не подозревали. Поэтому так легко разделывались с нашим прошлым.

Легко говорить о том, чего не знаешь. Чувство человеческой зависти всегда видит то, что на поверхности. Зависть способна увидеть улыбающееся лицо, достаток, но не видит никогда той цены, которая уплачена за все это. Эту зависть я уже и тогда могла ощутить, но не придавала этому никакого значения. Потому, что не понимала, чем все это сможет обернуться для всех нас.

Разве кому-то другому не давались тогда те же возможности, что были предоставлены моему отцу? Нужно было только трудиться и уметь переносить лишения. Но не каждому этого хотелось, зато жить благополучно и иметь то, что смогли заработать своим трудом мой отец и моя мать, хотелось многим. Не это ли одна из причин недовольства тем, как росла и поднималась наша страна? Недовольства тех, кто не привык ничем жертвовать ради других, кто всегда думал только о своем собственном месте под солнцем?

Имел ли мой отец и наша семья какие-то привилегии?

Да, отец мой имел служебный автомобиль, везде, где бы не работал. Пешком по полям и весям, по району и по республике не набегаешься. Автомобиль тогда не был предметом роскоши. Собственного автомобиля наша семья никогда не имела, хотя могла бы. Не это было главным в нашей семье. Мы всегда относились к вещам, как к предмету первой необходимости и никогда они не стали предметом культа ни для кого из нас.

Да, мы имели квартиры, которую моему отцу предоставляло государство, чтобы он мог работать там, куда его послали. Чтобы работать, надо иметь крышу над головой и условия для этой работы. Имел кабинет в правительственном учреждении, где мог работать и принимать граждан.

Выбирал ли он, где ему жить? Нет. Жил там, куда посылали и в том доме, что давали. Надо ли объяснять, почему давали? Только лишь для того, чтобы по максимуму использовать его ум и способности, его знания. Не будь этого,  он бы не смог эффективно работать. Государству нужен был человек, который бы не думал о своей семье, а отдавал все свои силы государству. Разве такой подход не разумен? И в этом как раз я и вижу те преимущества нашего союзного государства, в том, как оно умело заботиться о тех, кто думал не только о себе. Это лишнее доказательство того, как государство заботилось как об отдельных гражданах своей страны, так и о государственных интересах в целом.

Имел ли мой отец зарплату, выше средней по стране?

Не имел. Любой квалифицированный рабочий имел больше.  Зарплата на тот момент, когда мой отец занимал самый высокий пост из тех, что ему довелось занимать, была 300рублей. Рабочий в то время мог зарабатывать и до 1000. Я, как молодой специалист, получала 120рублей.

Для чего это делалось? Мне кажется для того, чтобы человек имел достаточно средств для своего нормального существования, но не становился при этом рабом вещей.

Имел ли он дачу? Да, комнату в правительственном Доме отдыха под Кишиневом. Дома отдыха крупных предприятий республики в то время, были и побогаче, чем тот, в котором мог по выходным дням отдыхать мой отец и его семья из 4-х человек.

Имел ли мой отец возможность там отдыхать?

Нет. Летом отдыхали мы, его дети, в то время, как отец работал. Этим самым государство обеспечивало ему спокойствие, а не для того, чтобы он баловал своих детей излишествами, как это мы видим сейчас.

Мой отец крайне редко мог себе позволить уехать отдыхать. Его отдых за все то время, что я помню – это пару раз за несколько лет, когда он смог поехать в санаторий, чтобы подлечиться. Да и то, не летом, а зимой или поздней осенью, когда все основные сельскохозяйственные работы на полях, садах и виноградниках, были закончены. И должен он был ехать отдыхать один, потому что моя мать тоже работала, но самая страда у нее начиналась именно осенью и зимой. Это, согласитесь, тоже не «сахар».

Пользовались ли мы, его семья какими-то привилегиями?

Да, к праздникам мы получали паек из каких-то продуктов, чтобы ощутить этот праздник, а все остальное время мы жили как все. Почему выдавался этот паек? Только лишь для того, чтобы голова моего отца не отвлекалась на поиски праздничных продуктов, для того, чтобы он, как основной кормилец семьи, не отвлекался на стояние в очередях и беготню по базару. Не было еще тогда того изобилия, что есть сейчас, но которое по карману лишь единицам. Однако, столы наших граждан, как в будни, так и по праздникам были изобильны. Никто не голодал и не умирал от холода.

Быть может, я сейчас миллионер, и живу на накопленное моим отцом богатство?

Единственное наследство, что досталось мне, его дочери после его смерти – ордена и медали, которые он получил за заслуги перед Отечеством.  Отечеством, которое таковым для него не было, если подразумевать под этим понятием место, где ты родился и вырос. Но под своим Отечеством мой отец понимал то государство, в котором он жил и для процветания которого он и работал, не жалея своих сил.

***

А ведь мой отец вырос в семье пчеловода из Курской области. А мать моя была одной из восьмерых детей начальника маленькой железнодорожной станции под Пензой. И эти края никакого отношения к Молдавии не имеют. Да и находятся очень далеко отсюда.

Так как же родители мои попали сюда, в Молдавию? Чем это она им так приглянулась?

Придется объяснить тем, кто еще этого не понял из того, что я уже успела рассказать.

Сразу после войны оба они, еще не зная друг друга,  поехали учиться в Москву, не имея ни гроша в кармане. Родители им помогать не могли, и они сами, на свой страх и риск поехали учиться. Как многие молодые люди, которые мечтают жить лучше, чем их родители.

Уже в студенческие годы, отец разгружал вагоны на станции, чем помогал моей маме и ее подругам не пухнуть от голода. И это при том, что отец имел пулевое ранение в легкое и оторванные пальцы на правой руке после разрыва снаряда, рядом с его зенитной установкой на фронте. Ранения свои он получил под Курской дугой, а было ему тогда 18лет.

Конспекты в Академии ему писали девчонки, его сокурсницы,  потому что он писать тогда только заново учился. Ведь война только что закончилась, и он еще не оправился от своих ранений. Однако, это не помешало ему закончить Тимирязевскую Академию, высший ВУЗ в Советском Союзе такого профиля, с красным дипломом.

Казалось бы, живи и работай в России. Ты получил все, чего хотел. И твоя Родина, нуждается в тебе.

Но он не выбирал себе место, где ему работать и жить. По распределению того государства, которое обеспечило ему учебу, моего отца послали сюда, как молодого коммуниста, в Молдавию, поднимать страну из руин, развивать сельское хозяйство вновь испеченной республики. И он поехал. А с ним и моя мама. Так мои родители попали в Молдавию.

По распределению, моего отца, как отличника учебы и бывшего фронтовика, направили в ЦК компартии Молдавии инструктором по сельскому хозяйству. Но эта должность была низко оплачиваемой, и чтобы прожить молодой семье на эти деньги, думать было даже нечего.

И что сделал мой отец? Он написал письмо Генеральному секретарю ЦК Компартии Молдавии (им тогда был Леонид Ильчич Брежнев, будущий глава Советского государства), с просьбой о назначении его простым агрономом в какой-то районный центр.

Просьба его была удовлетворена, и мои родители получили назначение в село Глодяны, что под Кишиневом. Жили они на квартире у местной сельчанки. Мама каждый день ездила в Кишинев, на занятия  в Университет. Ей нужно было заканчивать свое образование, поскольку ей пришлось туда перевестись из Тимирязевской Академии, так как она хотела вместе с мужем начинать их совместную жизнь на новом месте.

Спустя год отца назначили начальником районной МТС. В то время это была техническая станция обслуживания сельскохозяйственной техники, которая работала на целый район, в то время колхозы и совхозы не имели своей техники и пользовались ею по очереди.

Еще спустя какое-то короткое время отца снова перевели, но уже на север Молдавии, также на должность начальника МТС.

И, однажды, когда он поехал в Кишинев по каким-то своим производственным делам, колхозники на общем собрании выбрали его своим Председателем колхоза. Об этом он не знал. А когда вернулся в Атаки, к нему стали подходить с вопросами колхозники – что и как им делать. Эти вопросы застали его врасплох и он, естественно, отсылал их к Председателю колхоза. Так он узнал, что Председателем выбрали именно его самого, и решать все проблемы колхозников теперь нужно именно ему.  Над этой историей мы частенько вместе смеялись, как и над тем, как возвращалась к моему отцу его старая шляпа.

***

У моего отца была шляпа, которую он носил для придания своему юному лицу большей солидности, как-никак – начальник!

И вот, когда шляпа состарилась, решил мой отец ее выбросить и, проезжая по делам в отдаленный уголок своего хозяйства, повесил ее на сучок дерева. Через несколько часов шляпу ему принесли. Так повторялось много раз.  Никак не удавалось ему с ней расстаться! Слишком хорошо эту шляпу знали все в округе и думали, что он ее просто потерял. Так уважали этого человека!

***

Отец мой был хорошим Председателем колхоза, хорошим хозяином земли, поэтому, когда пришло время выбирать на должность главы района нового претендента, первой кандидатурой стала кандидатура моего отца. Так он стал Первым секретарем районного отделения Компартии Молдавии Единецкого района, в состав которого входили и Атаки.

К тому времени, когда моего отца снова перевели на новую должность, но уже в другой район, я достигла возраста 7лет. Поэтому школы Атакской я не помню, так как там я проучилась всего несколько месяцев ученицей первого класса.

К тому времени у меня уже был младший брат, ему тогда исполнилось всего 4года. Жили мы в доме, на берегу Днестра, построенном моими родителями на деньги, которые мой отец, по счастливому стечению обстоятельств, выиграл в лотерею. А до этого, мы жили на съемных квартирах.

Сколько помню своего отца, он всегда любил покупать лотерейные билеты. И радовался, как ребенок, когда удавалось что-то выиграть. Всегда это были какие-то мелочи, вроде утюга.  Но в тот раз ему повезло – он выиграл 17 000, по тем временам – огромные деньги. И он построил дом. Дом, о котором всегда мечтал. Только пожить в этом доме ему не удалось, нам пришлось переехать, туда, куда направили работать моего отца.

Я помню, как он радовался, когда мы въехали в этот новенький дом. Каким он был пахучим! Он пах краской и свежеструганным деревом. Полы в этом доме сияли и были ужасно скользкими (краска такая была), а отец нас катал с моим братом по этому полу, как по катку.

Мебели у нас тогда никакой не было, не считая новенького пианино, которое я невзлюбила лютой ненавистью за то, что меня заставляли на нем играть. Любила я только новенький вертящийся стул от этого пианино – на нем можно было крутиться до головокружения.

Мы сразу полюбили этот дом. Родители смогли сделать его таким необыкновенным, потому что покупали не мебель и ковры, а первым делом разбили вокруг нашего дома сад и посадили цветы. Что такое собственный дом и сад, мы могли оценить только после того, как пожили в съемных квартирах.

А съемные квартиры, в которых мы жили до этого, я тоже помню. Особенно ту, которая была рядом с кинотеатром.

Две маленькие комнатки и кухонька, да еще, темная кладовка, где родители хранили мешки с картошкой и зерном. Эта кладовка однажды послужила мне местом для наказания за какой-то мой проступок.

Родители воспитывали нас с моим братом в строгости. Разумной строгости, которая не имеет ничего общего с жестокостью. И строгость эта была жизненно необходима, потому что благодарность людей моему отцу была безгранична, а похвалы и преклонение, которые были направлены на моего отца за его самоотверженный труд, неизбежно падали и на его детей и плохо влияли на еще неокрепшее сознание ребенка. Поэтому ремень частенько прохаживался по нашим попкам.

Помню, как отец мне однажды рассказал случай, который произошел в семье большого советского лидера того времени – Микояна. А рассказал он мне это, видимо, потому, что увидел аналогичную ситуацию и в нашей семье.

А случай был вот какой.

Сын Микояна за какое-то правонарушение попал в отделение милиции и, чтобы избежать наказания, начал бить себя в грудь и заявлять: «Я – Микоян». Тем  самым, давая понять, что его, как сына лидера, наделенного большой властью в стране, трогать нельзя, иначе это может плохо закончиться для тех, кто его забрал в отделение милиции.

Микояну сообщили об этом. Он приехал в отделение милиции, снял свой ремень и стал бить им своего взрослого сына, приговаривая: Не ты – Микоян, а я – Микоян.

Так относились к законности те, кто был наделен властью в Советском государстве. Исключения, конечно, были. Но это не значит, что все были такими. В любой «семье не без урода». Есть ли сейчас такие лидеры?

***

Еще я помню ту съемную квартиру по одному случаю, который запомнился мне потому, что я впервые почувствовала себя взрослой. Это когда родители наши ушли в кино, а меня с братиком оставили одних дома. Был уже поздний вечер и я, как старшая, должна была уложить своего маленького братика спать. Ему тогда было годика два или три. Мне соответственно, лет пять-шесть. 

Брат увлеченно играл с подаренной ему машинкой Скорой помощи. Как сейчас помню - беленькая, с красным крестиком на борту. Металлическая игрушка с заводным механизмом, снабженная острым зубчатым колесиком на дне. Чтобы завести механизм, надо было несколько раз с усилием прокатить машинку вперед, чтобы завести пружину, тем самым, дав ей возможность прокатиться несколько метром самостоятельно, благодаря пружине, которая раскручивалась изнутри.

Эту машинку я запомнила так хорошо еще и потому, что след от нее до сих пор виднеется у меня на лбу. Этой машинкой я получила по лбу за дело, проявив излишнюю настойчивость в своей «материнской» заботливости. Не дав братику наиграться, я хотела силком уложить его спать. За что и получила от него.

Потом уже наши родители никогда нас вдвоем не оставляли одних. А поскольку мои родители работали, а работали и отец, и мать - учительницей в школе, меня и брата нянчила мамина младшая сестра, которую мои родители взяли к себе, а потом, когда она выучилась и вышла замуж, няня.

О няне, это вообще отдельная история. Об этом и о многом другом, я расскажу в продолжение своего рассказа о нашем житье-бытье в советское время.

Если вам было интересно, и вы хотите получать информацию о новых сообщениях, не забудьте подписаться на мой блог.